Поздравления и подарки

Москва умный дом

И то, что у Флетчера чрезмерно, пусть у нас компенсируется элементом интеллектуальным, который облагородит все эти страсти, эту плоть. С этой целью Бирман заставила выслушать себя художника Лентулова. Его Испания стала условной и порой кажется - слишком, но в ней есть тот же юмор, что и в постановке. Дом Барто-луса можно было превратить в пышный замок, где тоскует бедная Амаранта. Но дом этот смешон, как и сам Бартолус. Посмотрите, сколько решеток. Громадная решетка, решетка поменьше, совсем маленькая решетка, вот такая. Это смешно. Конечно, потому что смешны усилия Барто-луса удержать Амаранту. Все это зритель понимает, все тонкости. Смеется, аплодирует, улыбается. И вовсе не требует жирных подчеркиваний. И вовсе не хочет, чтобы его хватали за пуговицу и убеждали: Вот смешное, вот смешное, вот смешное.

Вспомните того безыменного юношу, которого выпустил в первом акте Алексей Попов во время уличного боя Монтекки и Капулетти. Отрок с развевающимися золотыми кудрями и улыбкой счастья бросается в толпу дерущихся и тут же падает, проколотый насмерть, и роняет на камни свою детскую голову; волосы рассыпались вокруг и как бы начинают увядать вслед за своим хозяином. Казалось, он только что впервые выпорхнул из родительского гнезда, только что, казалось, наряжала его мать, любуясь им, и выпустила в свет, в жизнь, и вот он летит, не чуя ног под собой, ликуя от игры молодых сил, и... смерть. (Свою задачу прекрасно выполнил актер Борис Толмазов.) Посмотрите москва умный дом.

...Цветок нежнейший, схваченный морозом ранним,- говорит отец Джульетты над ее мертвым телом, но так же можно сказать и о Ромео, и о Меркуцио, и о Парисе, да и о ком только не сказать? Но Театр Революции, посвятивший свой спектакль комсомолу, поэтому, быть может, и не хотел настаивать на трагичности, которой преисполнена Ромео и Джульетта. Он убирал, сколько мог, лишние черные краски, лишние, да и необходимые, разгонял, где только замечал, мрачные тени, возникающие между строк шекспировской трагедии. Сам театр, казалось, залюбовался голубым небом Вероны, прозрачным воздухом Ренессанса, фальста-фовским характером кормилицы, кипучей молодостью Меркуцио, влюбленной луной в саду Капулетти.